Впрочем, как я уже говорил, в Риме мы пробыли только месяц, потом нас перебросили в Специю и принялись готовить к новому десанту. А в Специи народу как при Вавилонском Столпотворении: наши два корпуса морской пехоты, моряки, летчики, да еще итальянцы и американцы. И как раз в те дни, когда мы прибыли в Специю, наши провели наступление в Венгрии и Словакии. Немцы, наверное, до сих пор не поняли, что это было. А наши перед союзниками ходили именинниками. Мол, ловкость рук и никакого мошенства… Впрочем, и наш десант тоже должен принести немцам немало удивлений. Потому что их войск в Южной Франции нет, так что мы там сможем действовать без всякого сопротивления. И вообще этому самому Третьему Рейху пришел полный трындец. В последнее время наши войска проводят одну наступательную операцию за другой, а гансы настолько ослабли, что только вяло отбиваются, ведь резервов мало и они никогда не приходят вовремя.

Францию, к примеру, мы не отвоевываем, а занимаем, потому что в ходе предшествующих боев личный состав у немцев понес огромные потери и уменьшился почти вдвое. Сейчас немцы швыряют все свои резервы в Австрию и Чехию, где наши армии угрожают им новым наступлением – так что взять какие-то силы, что бросить против нас, Гитлеру неоткуда. А французы… французы, как нам сказали на политинформациях, против нас воевать не хотят, а, напротив, жаждут сквитаться с немцами за позор сорокового года. При этом то, что на нашу сторону, как достоверно известно, уже перешел весь французский флот базирующийся в Тулоне – лишь дополнительный плюс к нашему десанту, не более того. Организация Сопротивления однозначно находится на нашей стороне и будет помогать безотносительного того, что там решат французские адмиралы и генералы; а воевать с нами, если уж немцам они сопротивляются только пассивно, у французских военных в любом случае пороха не хватило бы.

И ведь точно, как я уже говорил, десантирование прошло без малейших признаков сопротивления, то есть Сопротивление было, но не совсем такое, как обычно. Сопротивлением тут, во Франции, называют местных подпольщиков, которые борются против немцев и их прихвостней, и в этом Сопротивлении состоит каждый второй. Состоять в Сопротивлении очень нетрудно – прошел по улице мимо немецкого офицера с фигой в кармане – вот тебе и подвиг. Ну а потом, когда мы вышвырнем отсюда немцев, эти «храбрецы» займутся тем, что будут ловить своих девок, которые гуляли с немецкими солдатами, стричь их наголо, валять в грязи и ставить к позорному столбу. И что самое удивительное – помогать ловить изменщиц будут французские полицаи, которые всю оккупацию работали как раз на немцев. Охренеть. У нас бы этих в первую очередь развесили на фонарях за измену, а тут им как с гуся вода. Отряхнулся – и все.

Об этом мне рассказал мой старый знакомый подполковник Бесоев, которого командование вместе с его спецгруппой Ставки прицепило к нашей бригаде перед самой высадкой. Товарищ Бесоев мне знаком с зимы прошлого года. Пересекались мы под Ленинградом и под Ригой. Он не штабной, как это можно было подумать по его молодости, а, вроде нас, тертый и опаленный войной, и к тому же из разведбата механизированного ОСНАЗа. И люди, которые с ним – тоже настоящие волки, как говорит он сам, элита элит. А вот о том, какое у товарища Бесоева и его команды настоящее задание, я не знаю и знать не желаю. В таких случаях чем меньше знаешь, тем лучше спишь, но поболтать на разные отвлеченные темы я никогда не прочь. Вот он и рассказал мне про художества местного «сопротивления», храброго только с беззащитными бабами. Откуда он об этом знает уже сейчас, пока еще мы никого не освободили? Знает и все. Ему по должности положено, потому что он из той же породы, что генералы Гордеев и Бережной, товарищ Османов, а также многие иные, которых фронтовая молва окрестила «старшими братьями».

У нас за сотрудничество с врагом по головке, конечно, тоже не погладят, но издеваться не будут – просто посадят в лагерь или расстреляют. И то лишь в том случае, если будет известно, что данная конкретная особа предала Родину, служила там, в полицаях, управе или еще каком оккупационном учреждении, участвовала в расстрелах, выдавала немцами подпольщиков, коммунистов, комсомольцев, партизан, попавших в окружение бойцов и командиров и т. д. Ну а просто гулящие девки, которые провинились только тем, что спали с немцами, по «любви» или за кусок хлеба, думаю, наши органы интересовать не будут. Нравственность у нас проходит по части профкома, месткома и прочих женсоветов, да и дите, если оно случайно нагуляно от немца, ни в чем не виновато. Иначе могут думать только полные придурки, но мы-то знаем, что кровь – это ничто, а пролетарская сознательность – все.

Десантировался товарищ Бесоев со своей командой на тяжелом водолете вместе с моим штабом. Расстанемся мы с ним позже, а когда именно, он скажет сам. А пока он и его люди – это прикомандированное к нашей бригаде подразделение. Ну я и использую (к чему это?) – для обмена опытом и взаимных тренировок с разведротой. Хочется все же, чтобы мои бойцы достигли такого же высокого уровня, как и люди товарища Бесоева. Как говорится – век живи, век учись. Помимо спецкоманды Бесоева, к нам придали еще одного человека. Невзрачный такой мужичок средних лет, скорее худой, чем толстый, в нашем камуфляже без знаков различия. Звать – товарищ Пьер, связной от того самого «Сопротивления» и одновременно переводчик. Прикомандирован к нам надолго, пока не убьют или нашу часть не перебросят из Франции куда-нибудь еще. Говорят, что этот товарищ из французских коммунистов, а русский язык выучил, когда воевал в испанских интербригадах вместе с нашими, а потом учился у нас в школе[55] Коминтерна имени Ленина.

Так вот, этот самый Пьер сказал, что на отведенном для высадки участке побережья нас будут встречать местные товарищи, чтобы показать дорогу и разъяснить местную обстановку, а он, значит, переведет. И вообще, такие «встречающие» расставлены пор всей ширине высадки десанта от Марселя до Канн и даже до Ниццы. От Марселя до Тулона проходит полоса ответственности нашего балтийского корпуса морской пехоты, дальше на восток высаживаются «черноморцы» под командованием генерала Криволапова. Задача, поставленная перед десантами – обеспечить беспрепятственное форсирование границы по Альпам и развертывание в боевой порядок соединений Четвертого Украинского фронта. Ну а потом… потом поступит новый приказ, и почтальоны опять будут сходить с ума, разыскивая нас по номеру полевой почты.

И вот сразу после высадки, как и сказал товарищ Пьер, к нам подходят трое гражданских, одна баба и двое мужиков, причем один мужик такой худой-худой, как ходячий скелет, будто только вырвался из германского лагеря смерти. Так вот, этот худой и говорит нам что-то по-своему, по-французски, а товарищ Пьер переводит: «Здравствуйте, товарищи. Мы члены французского Сопротивления, готовы поступить к вам на службу проводниками, чтобы вы не заблудились в наших местах». Ну что же, проводники – это хорошо, но весь вопрос, насколько они надежны. А то знаю, были случаи…

– Нет, – говорит товарищ Пьер, – это точно наши. Вот того здорового, как атлет, по фамилии Дюма, у нас тут все знают: знаменитый ныряльщик, человек-подлодка. Бошам он никогда и ни за что служить не будет.